Та, что говорила с ветрами
Она жила высоко-высоко в горах, в башне, пронизанной ветрами. Она знала язык ветра и говорила с ним.
Северный ветер был немногословен, резок и не любил тонкую паутину снов, которые Она ткала. Ветру казалось, что не стоит тратить время на почти немыслимые переплетения судеб и нечаянные события; в его мире все было черно-белым – белые отроги гор, белый снег, белые облака, белая пустота и тишина, и немного черноты ночи, властвующей в его владениях полгода. Но Северный Ветер был самым частым гостем в ее доме, поэтому приходилось мириться с его прямолинейностью и суровостью, и те нити, которые Она создавала при нем , были просты и безыскусны, как сама жизнь.
Южный ветер приходил реже всех – однако Она так любила его истории о дальних странах, пропитанные ароматами пряностей, и наполненных невероятными, пугающими и одновременно манящими образами. Ветер по-хозяйски располагался в Ее доме, вроде бы и надолго, но всегда исчезал внезапно, оставляя после себя лишь сладковатый запах да песок на полу. Томительную истому его рассказов Она иногда вплетала – для разнообразия – в полотно, и потом забывала, что именно. Так было даже интересней, - не знать, позволяя случаю самому искать Ее.
Восточный ветер всегда прилетал радостно, стучался в окна, и распахивал их, не дожидаясь ответа – Она радовалась легкости, которую он приносил. Морская соль оседала на губах, пропитывала одежду, ее вкус давно прочно связался с приключениями и отчаянной дерзостью смертных, которая пьянила, искушая каждый раз бросить все и уйти – навстречу неизвестности. Ветер нес запах свободы и перемен. Только каждый раз, когда начинало ныть сердце, ветер тихонько, на цыпочках, уходил – чтобы не помешать Ей вплетать надежду и веру в бесконечное полотно сна.
Западный ветер чаще молчал. Она чувствовала его приближение внезапной переменой настроения, и еще тем, что узор вдруг переставал складываться так, как хотелось Ей. Ветер приходил, сворачивался, подобно кошке, клубком у Нее на коленях и тихонько пел о Несбывшемся. О том, что могло бы произойти, но уже никогда не случится. Его песни звучали чаще беззвучно, но ранили в самое сердце. Вернее, ей хотелось, чтобы было куда ранить.
Так текли бесконечно долгие века, и Она, оглядываясь назад или заглядывая вперед, понимала, что попалась в ловушку Вечности. Она знала все, могла все, была всем и вместе с тем ничем – и поэтому не могла покинуть свой дом. Низкие серые облака, затянувшие каменистые горные отроги расстилались со всех сторон. Там, где она жила, не было ничего – только ее мечты, сны, ветры – и дождь. Дождь был самым желанным гостем – под его музыку Она позволяла себя уснуть, и тогда какая-то часть радужной пелены снов накрывала Ее, позволяя хоть ненадолго покинуть мир окруживших ее стен, туч и гор.
Однажды в ее башню прилетели все четыре ветра, и неуверенно топтались на пороге, не решаясь войти. Велико было Ее удивление, но еще больше – когда вдруг поняла Она, что смертельно устала. Пальцы продолжали ткать узор, только радужные нити задрожали, спутались, и неловким движением рассыпалось тонкое кружево. Поняла Она, что настал миг, которого ждала и боялась – рано или поздно должно это было произойти, - небо далеко-далеко упало на землю, и ветры обрели свободу. Не для кого стало ткать паутину снов, не для кого стало сплетать искрящиеся нити. И раскрылась неведомая доселе дверь, образовав туманную арку – в неизвестность. Так когда-то пришла Она в эту башню, так и уйдет. А на место ей придет другая ткачиха, которая станет творить сны для иной эпохи. Только имя останется неизменным, да еще башня и четыре ветра.
Тайгана
