Играя в звездные войны...

— Яника, только не уходи... — вдруг прошептал Тервин, еще не разделяя явь и наваждение. Он по-прежнему слышал непрестанный гул штормового моря, и ослепительные вспышки небесного огня стояли перед глазами. И наслаиваясь на это вторым пластом проступало испуганное лицо Яники, пытающейся прорваться к нему, туда, где он только что был.
— Что с тобой, Тёрн? Что ты увидел? — пожалуй, это был почти приказ говорить. Яника почувствовала, что Тервин выпал из внезапного видения, и теперь требовала ответа, так, словно увиденное касалось ее лично. — Мы что, сговорились?
И Тервин совершенно сознательно солгал. Он с силой сгреб ее в охапку и крепко поцеловал. Яника опешила, не ожидая такого поворота.
— Маленькая, это был мой почти детский страх, — оторвавшись от губ девушки сказал Тервин. — Я побоялся остаться один. Понимаешь, гибель жены, сына — это было очень больно. О Лоэрне я даже не говорю. Но я испугался потерять тебя. Отпустить руки, и потерять. Если честно, то мысль о том, что и ты куда-нибудь можешь исчезнуть, мне невыносима.
— Куда же я денусь?
— Не знаю, просто испугался. Как в детстве.
— Ты уже не маленький, Тёрн, — сказала Яника, и Тервин понял, что она ему не поверила. — Но если ты считаешь нужным молчать, я не буду пытать тебя.
— Яника... — Тервин точно знал, что не скажет ей о светлой птице. — Нам надо идти, нас ждут.
— Да, конечно, мы заболтались с тобой, — чуть помедлив, улыбнулась девушка, стряхивая с себя напряжение последних минут и отстраняясь. — Нам действительно пора.
Тервин нажал на красный плоский квадрат у двери, и створки бесшумно разъехались. В кают-компании их уже давно ждали.
— Ну, наконец-то, — раздраженно проговорил Верховный Сэрдар, меряя полукруглую комнату шагами. В ней, помимо него и вошедших, было еще одиннадцать человек. — Теперь мы все в сборе. Можно начинать.
Он остановился у невысокого стола в центре и поднял руку. Стихли все негромкие разговоры.
— Мы собрались здесь, друзья, чтобы решить, что нам предстоит делать дальше. Дела наши, если говорить откровенно, крайне плохи.
Яника прошмыгнула мимо сидящих людей, и устроилась в дальнем конце комнаты у стены. Она села на пол, подогнув под себя ноги, и с интересом оглядела окружающих. Все то, о чем говорил Верховный, девушка знала и так. Время неумолимо отсчитывала часы и минуты до того момента, когда люди начнут сходить с ума от недостатка кислорода, кончится еда, начнется свара. Тех, кто мог остановить последнее, было достаточно. Но еде и воздуху было взяться неоткуда. Да и конечная цель их вынужденного путешествия была неизвестна. Лететь, просто лететь, унося обломки того, что было некогда могучей и прекрасной силой. Окружающий мир слишком долго мыслился в пределах родной планеты, а те миры, те далекие звезды, которые горели на небе каждую ночь, существовали лишь в сказках. Освоение околоземного пространства шло, но крайне плохо. Основная часть сил была привязана к войне и пожиралась ею.
Конечно, были разные легенды. В частности, про то, что некогда люди Вэкарайи пришли на Лоэрну с далекой звезды. На их родине, почему-то Яника была в этом уверена, они были преступниками и изгнанниками. И мир, откуда пришла Богиня, был кровав. Но сама она не была такой. И искать тот мир было бы нелепо — это был бы всего лишь шаг от одного безумия к другому.
Яника еще раз украдкой оглядела собравшихся. Все были очень напряжены. В звучавших голосах проскальзывали металлические нотки, и, казалось, напряжение усиливалось. С интересом девушка прислушалась, и поняла, что все произносимое сливается для нее в сплошной звуковой поток, и она совершенно не улавливает значения слов. Такое бывало с ней и раньше, когда она входила в иную реальность, совершая коротенькие путешествия во времени или пыталась изучать историю, запечатленную памятью ее предков. Смысл произносимого она ловила на уровне ментального тела, и все, что она понимала, только усиливало тоску.
Невысокий молодой мужчина с пепельными волосами и румяным от волнения лицом пытался доказать преимущество анабиоза, в который немедленно надо поместить почти всех, находящихся на корабле. Похоже, его поддерживало еще трое, в том числе и Тервин. Наверное, Грэг Куамо (так звали выступающего) говорил убедительно. Верховный Сэрдар слушал его внимательно, сложив руки на груди, но Яника видела его раздражение. Слишком много слов, слишком много страха. Наверное, это был один из тех трех первых кораблей, которые пытались экспериментировать на орбите с продлением жизни в космосе. Анабиозные ванные здесь были, но вряд ли бы их хватило на всех, да и кто мог поручиться, что они вообще сработают. Хорошо, допустим, треть народа в них можно уложить. И эти консервные банки сработают. Но что делать с остальными?
Пожилой полковник Ровенто Лайто, один из немногих военных на этом корабле, и, кажется, самый старший по званию, посверкивая зеркальной лысиной, настаивал на необходимости естественного отбора. Да, именно так: выжить должны сильнейшие. Наиболее сильные мужчины и пригодные к деторождению женщины. Слабые были ненужным балластом, от которого следовало избавляться немедленно, с целью сохранения продовольствия. Полковник говорил жестко, или, вернее, крайне жестоко, но Яника чувствовала, что в глубине души он согласен с тем, что сам может оказаться ненужным, и примеривает это к себе. Ровенто поддерживал только один человек — яркая брюнетка по имени Кай, которая очень хотела жить, причем — любой ценой. Похоже, такая прямолинейность коробила всех, да и ответственность за отбор «непригодных» пока никто не торопился брать на себя, хотя казалось, что такой вариант вполне реален. В сочетании с первым.
Третью группу мнений представлял достаточно угрюмый инженер Тимоти Оми, чьи способности в области прикладной магии вызывали у Яники сильное сомнение. Впрочем, с чужой точки зрения Яника тоже ничего из себя не представляла и ее присутствие на совете обуславливалось скорее уж тем, что на ней была ответственность за всех вывезенных с Лоэрны детей, а их было немало.
Тимоти настаивал на необходимости создания суррогатной пищи и ремонте вентиляции. Впрочем, это тоже можно было понять: если будет воздух и еда, люди будут жить, и рано или поздно размножатся. Произойдет смена поколений. И дети их детей, быть может, достигнут какой-нибудь пригодной для обитания планеты. Тогда-то и потребуются те, кто сможет вновь напомнить молодым колонистам об идеалах, за которые боролись их отцы. Это было наивно, но тоже применимо вкупе с первыми двумя предложениями. Предложение Тимоти находило отклик еще у двух человек.
Но все, о чем говорили собравшиеся уже почти час, вдруг показалось Янике пустыми словами, падающими в никуда, нарушающими течение времени, но не меняющими ничего в происходящем. Они двигались навстречу неизбежности, но почему-то никто не обращал на это внимания. Тервин пытался сказать им, что его предчувствия мрачны, тень закрывает собой мир опять, но никто не услышал произнесенного, не увидел за ними ничего. Ровным счетом ничего. Пожалуй, только Дирк стал странно озираться по сторонам...
Яника откинулась назад, опираясь спиной на прохладную поверхность стены. Мысль начинали стремительно путаться, словно бы она попала помимо своей воли в воронку чужого потока образов. Обрывки неясных картинок, выхваченных из пустоты, стремительно заворачивающееся пространство, стремящееся к чему-то, пугающему столь сильно, что парализовывало всякое сопротивление.
Голоса говорящих рядом с ней превратились в сплошной гул, накатывающийся словно издалека, и сквозь него прорывался тихий шепот, подобный едва слышному звону маленького колокольчика на весеннем ветерке, а времени его перекрывало заунывное пение, завораживающее и отупляющее одновременно.
Вэкарайя — возникла обреченная мысль, но этого оказалось достаточно. Вэкарайя?! Яника попыталась дотянуться до Тервина, выкрикнуть страшное слово, сказать то, чего еще не стало явным. Но в то же время она чувствовала, что отрезана от всего мира, и никто не заметит того мгновения, когда ее не станет. Рухнет на пол онемевшее тело с судорожно впившимися в колени пальцами, кто-нибудь изумится, а потом, почувствовав открывшуюся брешь, испугается. Но вытащить и спасти ее не сможет никто. Яника всей кожей ощущала затягивающее неотвратимое движение жрецов, идущих к цели. И сама, не ожидая, вдруг зашептала молитву, никогда не слышанную ей ранее, но будто бы знакомую с детства.
Теплая, почти ласковая волна легонько коснулась Яники, и матовый свет стал постепенно заполнять сознание, вытесняя мерный, сводящий с ума хор. Темнота потихоньку отпускала, и вот уже Янике стали слышны голоса знакомых людей, а потом вернулось и зрение. Рядом с ней стоял верховный Сэрдар, и пристально смотрел на нее, сжимая на груди темный, чуть мерцающий камень.
«Оберег, — вдруг подумала Яника. — Он носит оберег».
— Ты в состоянии говорить, Элиот? — пожалуй, голос Верховного был вкрадчив, но именно это и было неприятно. — Может, у тебя есть свое, особое мнение?
«Господи, неужели они ничего не почувствовали? — метнулась шальная мысль, — никто и ничего?»
— Если ты пришла сюда, — между тем продолжал Верховный, — то не стоит отмалчиваться. Тебе что-то привиделось?
— Да, Верховный, — выдавила из себя Яника. — Как и Тервину.
— Тервин сказал нам об этом, но ничего угрожающего извне мы не обнаружили.
— Они идут... — голос девушки сорвался, и тишина повисла в кают-компании. Смысл сказанного поняли все.
— Этого не может быть... — внятно, но очень тихо произнес Сэрдар, будто убеждая себя в этом. — Они должны были погибнуть. Это бред.
— Но, учитель, — вмешался Тервин, внезапно остро почувствовавший угрозу, — это почти правда.
Но Сэрдар уже взял след. Метнулись сплетенные им нити-паутинки, охватывая ментальное пространство, просматривая все следы, оставленными собравшимися.
— Не надо, — Яника закрыла глаза рукой, как если бы защищалась от ослепительного света, — не ищите. Смотрите.
И сметая все на пути, хлынуло в открытую дверь то, что она видела последние десять минут. И, словно не выдержав напора, отшатнулись несколько человек, в ужасе отступая перед надвигающейся смертью; побледнел как полотно Сэрдар Роннэр и коротко выругался Тервин. Яника захлопнула дверь, и видение оборвалось.
— И что нам делать теперь? — спросил кто-то севшим голосом.
— Драться, — выдохнул Тервин. — Еще варианты есть?
Сэрдар Роннэр, Верховный, с трудом держался на ногах, заглянув в отраженное Яникой. Он был стар и устал, но увиденное могло быть только правдой. Значит — надо было готовиться к последней схватке.
— Да, — сказал он, — больше вариантов нет. Ну что ж, посмотрим.
— Есть другое решение. — Яника чувствовала, как просыпается внутри нее сила, наполняя ее до краев. — Их надо встретить раньше.
— Что? — словно не веря ушам, переспросил Сэрдар.
— Где? — откликнулся иным эхом Тервин.
— В месте вне времени, на переходе...
Тервин неотрывно смотрел на девушку, начавшую меняться подобно расплавленному воску. Золотое свечение окружило ее, и черты лица стирались, складываясь в другое, никогда не виденное им ранее. А последнее было слишком хорошо знакомо Сэрдару Роннэру, прочитавшему однажды в светлых глазах умирающего жреца приговор оставшимся в живых. И он знал, что каждый, прикасающийся к силе Вэкарайи в какой-то момент становился копией изображения Богини, ее инструментом, и после этого переставал быть просто человеком. Даже очень сильный маг не мог коснуться Богини, и остаться самим собой. Яника все-таки оказалась опасной, перешагнув грань между живущими и служащими... Ненависть ожгла Роннэра, отозвавшись болью незаживающей раны.
Он вскинул руки, целясь единственным ударом опрокинуть девушку, но Тервин уже шагнул ему навстречу, перехватывая учителя.
— Прочь! Она умрет!
Ледяной пот тек по лбу, вздулись от напряжения вены на руках Тервина, удерживающего учителя, в котором силы тоже было немало.
— Один раз она уже обманула меня, проклятая Вэкарайя!
— Нет, учитель. — Тервин, похоже, все-таки сделал выбор. — Сначала ты убьешь меня.
В комнате царило молчание. Люди расступились, образовав полукруг, в центре которого сидела Яника, похожая на изваяние, и стояли, сплетясь в смертельном объятии, двое мужчин. Никто из людей не шелохнулся, чувствуя копящуюся силу, готовую вырваться взрывом невиданной мощи. Неосторожное движение могло погубить всех.
— Сейчас я открою проход, — чуть звенящим, непривычно высоким голосом произнесла Яника, похоже, не обращая внимания на происходящее.
Воздух в комнате стал очень вязким и плотным, приобретая светло-синий цвет с отливами серого и голубого. И люди, находившиеся в комнате, словно плыли в нем, потому что тела внезапно стали становиться легкими и прозрачными.
Яника резко встала спиной к людям, и развела руки в стороны, будто раздвигая невидимые для остальных двери. Подобно трещине распалось пространство рядом с девушкой, и она, не оборачиваясь, шагнула вперед. Колыхнулся воздух, возмущенный таким обращением с собой, и края трещины стали похожи на раскаленные уголья.
Со всей силой, которая была ему отпущена в тот момент, Тервин оттолкнул учителя, и прыгнул вслед за Яникой. Прошло еще секунд тридцать, и проход затянулся. Дирк и Ровенто, ринувшиеся, преодолев ступор, следом за Тревином, налетели уже на стену, мягкую и одновременно прочную.
Полковник чертыхнулся и молча пошел к дверям кают-компании.
— Куда ты? — окликнул его Сэрдар.
— Предупредить всех и готовиться к худшему, — сквозь зубы процедил Ровенто. — Туда мы уже опоздали.
— Почему вы не пошли? — почти выкрикнул Дирк, не обращаясь ни к кому конкретно. — Почему?
— Поздно, мальчик, — Сэрдар тяжело поднялся с пола, опираясь на кресло. — Они уже ушли, и им не поможешь. Или нам.
Увидев выражение лица Верховного, Дирк отшатнулся. Сэрдар выглядел как после тяжелой болезни, и черный и пепельный были его цветами.
— Сейчас уже неважно, кто оказался прав. Мы все умрем. Не все ли равно, когда? — Верховного била крупная дрожь. — Она не могла сделать этого... если только не была жрицей. А если была ею, то проклятие уже пало на нас...
Дирк, словно догадавшись, подошел к Верховному и положил ладонь ему на плечо.
— Вы устали, Учитель, — ровным голосом сказал он. — Вам надо отдохнуть.
— За кого ты меня принимаешь!? — выкрикнул Сэрдар, стряхивая руку юноши. Лицо его передернуло от гнева.
— За сумасшедшего, — сказал Дирк, чувствуя за собой придвинувшихся людей. — Иначе к чему все, что произошло?
— Глупец, — Верховный поник, израсходовав все, что осталось, на вспышку. Он опустился в кресло, и сцепил тонкие сильные пальцы на животе. — Я сам все погубил... Сам. От начала и до конца. Но за мою ошибку заплатим мы все, понимаешь?
Дирк кивнул головой. Верховный пришел в себя, и это уже было хорошо. Люди, стоящие вокруг, расходиться не собирались.
Минут через десять вернулся Ровенто, неся с собой оружие. Он молча роздал его, и опять ушел, прихватив с собой еще двоих.
— Ладно, — прервал затянувшуюся паузу Тимоти Оми, — если они не вернутся, что мы будем делать?
— Драться, — повторил ответ Тервина Дирк.
— Оружие против магии? — усомнился Тимоти.
— А что, мы ничего не умеем? — ответил Куамо вопросом на вопрос. — Предложение об использовании анабиозных ванн снимается. Оставшимся в живых хватит воздуха и пищи на долгие годы.
— О, — попытался улыбнуться Дирк, — мы кажется уже приходим к согласию?

Это был шаг в пустоту. Все мысли в тот момент ушли из сознания, и мир приобрел кристальную ясность — на миг. Сколько времени длился их полет? Несколько секунд, но Тервину показалось, что это могли быть века или тысячелетия. Они вспарывали пространство и время как нож, проходящий сквозь воду. Все вокруг озарялось радужными переливами красок. Если бы идущие могли видеть себя со стороны, то сказали бы, что это — две кометы, несущиеся по небосклону. Золотая и серебряная кометы в небе, освещаемом фейерверками. Они вспыхнули, подлетая к зениту, и пропали.
Тервин удивился, почувствовав под ногами какую-то опору. Он стоял, а рядом, бок о бок, была Яника. И все вокруг было укутано в черный цвет. Тервину показалось, что они стоят в бесконечно огромном зале, и успокаивающий свет исходит от невидимых стен, струится с недосягаемого антрацитово-черного потолка, и нарушать это величие любыми звуками было бы кощунственно.
— Где мы? — спросил он, но голос его не прозвучал.
— У цели. — Ответ пришел к нему в голову будто бы сам, но произнесенный с интонациями Яники. — Мы в месте вне времени, и выбор теперь за нами. Можно сесть и подумать, нам торопиться некуда.
Кажется, Яника действительно села на пол, или на то, названия чего он не знал.
— Нас всего двое, Тервин. Всего двое... А их много.
Тервин нашарил в темноте ее руку и сжал. Кажется, спутница, приведшая его сюда, начинала сомневаться в себе. «Странно, — подумал Тёрн, — такое чувство, что она свое дело сделала, теперь — моя очередь.»
— Спасибо, — он почувствовал, как Яника придвинулась к нему. — Только я действительно не знаю, что дальше делать. Мы сейчас вне времени, и можем вернуться в любое место. Только моих сил на много не хватит, может часа на два...
Тервин не понял, и Яника, словно поясняя, добавила:
— Я могу вернуть нас часа на полтора-два назад. Пока мы будем сдерживать атаку жрецов, оставшиеся на корабле сумеют что-нибудь придумать.
— А почему они не пошли сюда? — спросил Тервин.
— Им это не надо, они уверены в своих силах и точности выбранной цели. Первый и неожиданный удар — за ними. И потом, кажется, так просто сюда не попадешь...
— Но мы же попали.
— Я знала, как очутиться здесь.
— А что, жрецы не знают?
— Скорее всего — нет.
Вопрос замер на языке у Тервина, но не сорвался. Были вещи, о которых ни думать, ни говорить не стоило.
— Куда дальше? — наконец спросил он.
— Навстречу им. Постараемся задержать их и сбить со следа.
— Как?
— Время, этот как лес... — похоже, Яника с трудом подбирала слова. — А в лесу много тропинок и гнилых болот. Главное, не попасть в них самим.
— И они таки дураки, что ничего не заметят?
— Мы же тоже их не сразу почувствовали. А потом — со мной та сила, которую они не ждут. Сила последней из ушедших Вэкарайи. Я точно знаю, что это так. И поэтому просчитался твой учитель. Я могу черпать почти ту же силу, что они. Но я не пью из зараженного источника. Мой источник — во мне.
— Но...
— Только не проси меня объяснить, я запутаюсь. Все, что я говорю, приходит ко мне постепенно. Словно воспоминание. Если хочешь, заглядывай и смотри, мне нечего скрывать от тебя...

Трепещут на ветру полы плаща высокого воина, клинок покидает ножны, коротко блеснув в лучах солнца, и склоняется перед женщиной, закутанной в пеструю шаль. Она проходит мимо, низко опуская голову и подбирая длинный подол свободной одежды.
— Госпожа, — окликает ее воин. — Что случилось, госпожа?
Женщина поворачивается к нему. Налетевший ветер скидывает наброшенную на голову шаль, открывая уже немолодое, но все еще красивое лицо. Светлые волосы лежат высоким валиком вокруг головы, венчая ее словно короной. Женщина улыбается, и сеть морщинок стремительно разбегается от уголков темно-синих глаз, прищуренных на полуденном солнце.
— Мир меняется, Тревор. И мое время подходит к концу.
— Но, госпожа...
— Прошу тебя, — низким грудным голосом говорит женщина, — называй меня сегодня просто Тайан.
— Мои предки служили вам, госпожа... Тайан. В моих силах помочь вам?
— Вряд ли, Тревор. Впрочем, — женщина долгим взглядом, словно видит впервые, оглядывает пространство внутреннего двора замка, — все может статься... Пока же иди за мной, я разрешаю покинуть твой пост.
Женщина и воин идут вдоль стены, увитой плющом, и мелкие камушки чуть похрустывают под их ногами. В воздухе разливается пьянящий запах розовых цветов, пышными кустами растущих вдоль дорожки.
Наконец они останавливаются у арки в стене. Дальше — лестница, уходящая наверх, на стены.
— Ну вот, — кивает женщина, — дождись меня здесь.
Воин поднимает голову и принюхивается. Ветер доносит до него странные запахи. Цветочная пыльца не может пахнуть предгрозовым воздухом. Но ему явно чудятся темные контуры облаков в безоблачном небе. И инстинкт заставляет его нарушить приказ, устремляясь по каменным ступеням, круто уходящим вверх. Свежий ветер плещет ему в лицо, когда он вырывается на открытое пространство стены, откуда между зубчатых наверший видны дальние горы, затянутые знойным маревом и серебристая лента реки, петляющей меж лесистых холмов.
Он оглядывается, и медленно прижимается к шероховатым камням стены, обнажая меч. Чуть колышущиеся тени окружают женщину, и она удерживает их на расстоянии, шаг за шагом отступая все дальше от двери. Воин прыгает, распластываясь в воздухе как дикая кошка, и обрушивает свой гнев на наваждение, рвя его в клочья. У него нет времени, потому что темные тучи уже смыкаются на горизонте. Он успевает, и останавливается в своем сокрушающем движении лишь тогда, когда последние жалкие лоскуты серого тумана истаивают.
— Спасибо, — женщина смотрит на воина не отрывая глаз, — спасибо за отсрочку.
Они спускаются вниз, на прогретые солнцем камни двора, и неторопливо идут дальше, проходя небольшой садик с причудливыми камнями и скульптурами зверей. Около каменной птицы с поднятыми крыльями женщина останавливается.
— Здесь прохладно, — говорит она. — Посидим.
Садясь на траву в двух шагах от дорожки, женщина мельком оглядывается, будто ожидая увидеть кого-то. В отдалении мелькают люди, но воин понимает, что среди них нет того, кого госпожа ждет.
— Ты прав, — женщина чуть подается вперед, срывая стебелек и вертя его в руках. — Уйти, не передав ничего, бессмысленно.
Но воин опять чувствует дыхание грозы, и кладет руку на меч.
Женщина вскидывает голову.
Темная фигура медленно вырисовывается в тени старого раскидистого дерева.
Клинок начинает свое движение из ножен.
Женщина оглядывается.
Сквозь резную листву мелькает на мгновение растрепанная голова ребенка, пробирающегося к ним.
Темная фигура становится резче, и поднимает руки, словно натягивая тетиву.
Женщина улыбается. Кажется, она довольна.
Клинок почти вырывается на свободу.
Ребенок замирает, останавливаясь за большим камнем, и удивленно смотрит на взрослых.
— Ты проиграла, Тайана, — ветер швыряет пригоршню песка. — Я жду.
И время растягивается, становясь вечностью. Воин успевает шагнуть вперед, закрывая собой от призрачной стрелы свою госпожу. Но медленно оседает на землю женщина, держась руками за сердце. Вспыхивает, рассыпаясь, фигура второго стрелка-убийцы. Ребенок вздрагивает, глядя перед собой расширенными глазами...
В последний момент Тайана, вопреки темному ангелу, сумела дотянуться до девочки, стоящей рядом, вкладывая в нее себя. Она все-таки дождалась ту, которая сможет сохранить знание и силу. «Как же долго я тебя искала. Прощай».
Девочка осторожно обходит лежащие тела, и касается умершей. Детские руки неуверенно приподнимают пеструю шаль и нащупывают на груди женщины маленький невзрачный камушек, заключенный в оплетку из золотых нитей.
«Теперь это твое. Владей».
Подчиняясь внутреннему голосу, ребенок снимает кристалл и одевает себе на шею.
«Ну вот и все. Теперь мы вместе».
Маленькая девочка отворачивается от женщины, и пристально смотрит на мертвого воина. В глазах стынет страх и недоумение. Потом девочка падает на колени и плачет. Ей уже нет дела до мертвой Богини, потому что сегодня у нее умер отец.

— Яника... — Тервин сам не заметил, что давно уже сидит, машинально гладя склоненную к нему голову девушки. Пальцы проводят по шелковистым прядям, перебирая их, успокаивая то ли ее, то ли себя. — Это и была твоя Богиня, Яника?
— Да... Наша Богиня.
— Но что мы все-таки будем делать? Разве она как-то сможет нам помочь?
— Да, Тервин. Мне — сможет.
— Что ж, тогда, может, пойдем дальше?
— Сейчас... — Яника стала уверенней. — Я почти готова.
— Что должен буду делать я?
— Сражаться. Только, пожалуйста, следуй за мной. Нам нельзя долго находиться во временных коридорах, и я буду постоянно скользить по ним, уводя вэков подальше. У нас будет немного времени, и надо успеть запутать их посильнее...
— Оружие, — почти простонал Тервин, — у меня ничего нет.
— Есть. Каждый из нас сам по себе оружие. Надо лишь как следует подумать про это.
— Но как?
— Не знаю, — вздохнула Яника. — Но мы это сделаем. Ну вот и все, вперед!
Твердая опора под ногами распалась, и Тервин с трудом сдержал крик, проваливаясь в ватную пустоту. На сей раз это было сродни кошмару больного человека, когда привычные вещи становятся ненадежными и испаряются, едва ты пытаешься коснуться их. Это чувство вызывало приступ тошноты и головной боли, но длилось, к счастью, меньше минуты.
Они двигались в зеркальном коридоре, огромном, вмещающем в себя целый мир, и одновременно пустом. Только их отражения, только их мысли и надежды наполняли его. Их боль и страх, их любовь и привычки. Их... и чужие.
— Мы приближаемся, — голос Яники был почти неузнаваем, и напоминал свист ветра в осеннем тростнике.
Впереди были враги. Тервин почувствовал, как напрягается его тело, становясь свернутой пружиной, готовой вмиг распрямиться, снося любые препятствия. Он уже жаждал боя, и холодная ярость пьянила его.
Они сшиблись — двадцать тяжеловооруженные всадники и двое безумцев на легконогих лошадях. Ночной воздух разорвался храпом животных и звоном металла. Брызнула из под копыт покалеченная земля, вспорола небо молния. Черная трава, залитая мертвенным светом луны, тусклые облака, неверные тени... Скрещенное оружие и завывание волков где-то далеко...
— Мне не нравится этот мир, — пытаясь перекрыть грохот, прокричала Яника. — Уходим!
Кони поднялись на дыбы, и рассыпались пляшущими искрами по траве...
Над ними теперь плыли низкие тучи, и ветер бросал в лицо снег. Они стояли спина к спине, и смотрели, как медленно ворочаясь, к ним приближаются мохнатые полулюди-полузвери.
— У-а-й! — гортанно прокричал обороняющийся мужчина, и вскинул тонкий, чуть изогнутый клинок. Ветер рвал алый платок, стягивающий волосы, и норовил повалить с ног. С трудом сдерживая напор ветра, подалась вперед женщина, перехватывая поудобнее короткий широкий нож.
— Как вы посмели, — прорычал один из нелюдей, — стать на дороге?
— У меня есть право, — ответил мужчина. — Право мести.
Женщина резко дернулась, выставляя вперед нож. Движение нечеловека было рвано и мощно, но огненный шар, посланный им в противников, взорвался как детская петарда, не причинив вреда, лишь оружие в руках женщины раскалилось докрасна. Мужчина отбил боковой удар и с хрустом врубился в податливую плоть другого нечеловека. Брызнул алый фонтан крови, но убитого уже смяли, пытаясь всей массой задавить обороняющихся.
Пламя потекло с рук женщины, наполняя невидимый сосуд, который она держала на вытянутых руках. Кто-то их нелюдей предостерегающе вскрикнул, но огненная жидкость уже взметнулась вверх, светящейся струей перечеркивая нападающих. Запахло паленым.
И вновь мир рванулся, замер, рванулся, и вот уже под ногами мягко чавкала жижа, и огромное болото тянулось на много миль вокруг, поросшее высокой осокой и редкими чахлыми деревцами.
— Где они? — прохрипел Тервин, понимая, что что-то изменилось, — они нас потеряли?
— Сейчас найдут, — Яника облизнула потрескавшиеся губы. — Гадкое место.
И смерч рухнул на землю, вырывая с корнем жалкие деревья, поднимая грязь и воду, закручивая все это в гигантской воронке. Мужчина и женщина просто стояли и смотрели на приближающую смерть. Тонкие руки женщины легли на плечи мужчины.
— Смотри на меня, — едва слышно прошептала она. — Только на меня.
И ледяная волна накрыла их, пытаясь задавить, но через миг она натолкнулась на мощное противодействие, и рассыпалась, превращаясь в мерцающие фигуры, подобно болотным огонькам.
Мужчина наклонился, и поднял из воды обороненную смерчем суковатую палку. Он взвесил ее в руках, прикидывая, и двинулся навстречу надвигающимся призракам.
Женщина закрыла глаза и прижала руки к груди.
— Да подохни! — мужчина взмахивал своей дубиной, сминая призрачные силуэты. Но они возникали быстрее, чем тот успевал их уничтожать.
Словно повинуясь приказу, плотные тяжелые тучи дрогнули, и лучи заходящего солнца осветили болото битвы. И дрогнули тени, распадаясь, не выдерживая яркого света.
— Быстрее! — Яника дернула за Тервина рукав, опять ныряя в спасительную щель мира.
Солнце стояло высоко в зените, и кроваво-красный песок тянулся от горизонта до горизонта. В небе было ни облачка, и знойное дыхание пустыни было невыносимо.
— Куда нас занесло? — горло Тервина сжимал стальной обруч, и каждое слово давалось с трудом.
— Не знаю, — голос Яники срывался. — Осталось недолго. Мы уложили половину их. И они будут искать нас... Нашли.
Рядом с ними точно мираж прорисовались одиннадцать человек, завернутых с ног до головы в светлые одежды. Четкие линии ниспадающей ткани, резкие тени, замерший раскаленный воздух. Высоко в небе ослепительно белые пятна трех солнц, нестерпимо жгущие глаза.
Один из нападающих отделился от группы, оставляя на песке цепочку следов. Яника шагнула навстречу ему.
«Это похоже на ритуал», — подумал Тервин, и с ужасом понял, что не может оторвать взгляд от развертывающейся картины.
Они стояли напротив друг друга — жрец Вэкрайи и Яника. И оба они отражали одно и то же. Золотоволосые, светлоглазые, подернутые едва заметном золотым сиянием. Жрец был выше Яники почти на голову, старше, матерее. Тервин ощущал, как невидимые арканы уже взвились в воздух, и ловчие сети падают вниз. Еще мгновение, и им настанет конец. И он представил себе: вот — прочные веревки, вот — острый клинок. Они соприкасаются, и веревки падают к ногам, разрезанные там, где коснулись оружия. Но куски веревки становятся змеями, они шипят, свиваются в кольца. И тогда он, Тёрн, становится маленьким злым зверьком, голодным, но видящим вероятную добычу. И он прыгает первым...
Яника поняла, что Тервин успел отразить атаку жрецов, пока она замерла в безмолвной схватке с их главным. Ей было не одолеть его, но и его сил тоже не хватало. Он пытался сковать ее волю, подавить силу, убить надежду и желания. И удивление было написано на его лице, когда жрец понял, что привычные методы не действуют. Но отступников Богини надо было карать...
— Это не Вэкарайя! — кричала женщина, швыряясь в него образами священных преданий. — Это ложь! Вас обманули!
Но жрец не мог услышать этого, хотя в маленькой женщине было нечто, настораживающее его. И они схлестнулись, оплавляя огненными бичами песок, заставляя его спекаться от жара. Кажется, жрец смеялся, чувствуя себя более сильным, и наслаждение конца захватывало его. И лишь когда кончик бича ожег его грудь, он в недоумении замер и замолчал.
Воспользовавшись секундной задержкой, Яника кинулась к Тервину, сшибая его с ног и увлекая за собой в разверстую пасть времени.
Полет отозвался болью во всем теле, сияющий мир ослеплял и единственное, чего хотелось — забыться, перестать чувствовать... Но они продолжали свое движение, сменялись картины, коридоры, лазейки...

Дирк даже не успел как следует испугаться или удивиться, когда рядом с ним из ниоткуда вынырнули Тервин и Яника. Потрепанные и осунувшиеся, они будто и не замечали перехода. Просто четко встали спина к спине, принимая боевую стойку.
— Эй, вы что? — окликнул их Дирк, понимая, что неосторожность может дорого обойтись. — Как вы?
— Черт, это ты, Дирк? — взгляд Тервина просветлел. — Мы долго?
— Нет, — в глазах юноши читались рвущиеся наружу десятки вопросов, которые он с трудом, но сдерживал. — Вас не было полчаса. Звать всех?
— Погоди, — Тервин покачнулся, и осел на пол. — Яна, сядь... Дирк, принеси пить. Пожалуйста.
Щелкнула дверь, закрываясь за Дирком, и Яника рухнула на колени, словно не выдержав тяжести собственного тела. Ей показалось, что все поплыло у нее перед глазами, опять превращаясь в неверные миражи, и страх опять пережить ужас последнего перехода затуманил на секунду сознание.
— Яна, держись, — Тервин, похоже, испытывал почти те же ощущения, но в его крови еще было много ярости, и он готов был вновь ринуться в бой. Присутствие рядом измотанной женщины только усиливало это состояние. — Еще не все потеряно.
— Мы проиграли... — голос Яники был безжизненным, как у механической игрушки. Неестественно плавным движением она поправила на себе порванную рубашку, тщательно разглаживая дырку на рукаве. — Я не сумела удержать проход...
— Брось. Ты сделала все так, все правильно. Мы отобьемся.
— Они пойдут по нашим следам... — голос девушки дрожал. — Я переоценила себя.
— Глупая...
Тервин бережно подгреб Янику поближе, чувствуя, как глухое отчаяние и усталость приходят на смену боевому азарту. «Мы постарели, — подумал он. — Эти минуты зачтутся нам за годы».
Когда Дирк вернулся, неся в пластиковой бутылке воду, в кают-компании уже было достаточно много народа. Все молчали. И это было приговором.
— Мы продержались сколько смогли, и сделали больше, чем рассчитывали. Но все равно нам предстоит скоро еще один бой. Надеюсь, — Тервин заставлял людей верить своим словам, — нам удастся отбиться. Ведь если мы вдвоем вывели из строя половину, неужели вы все не сможете уничтожить оставшихся?
— Может и сможем, а может и нет, — покачал головой Ровенто. — Сколько среди нас действительно магов, способных противостоять проклятию Вэкарайи? Вы двое, измотанные до предела, Куамо, Верховный, ну и, пожалуй, Дирк. Все. За себя я ручаюсь, что не поддамся на их провокацию, но за спиной у нас остаются почти две сотни людей. Обратите внимание — обычных людей. Они в той или иной мере чувствуют происходящее, реагируют на него. И именно это делает их особенно незащищенными. Они попадутся на разрушительную волну и попытаются остановить ее примитивнейшим способом — уничтожая источник. А это приведет к тому, что пока мы будем связаны сражением, на корабле начнется бойня.
— А если опять применить тот прием, Яника, который ты сделала? — с надеждой в голосе спросил Дирк. — Вдруг получится?
— Нет, — Яника помотала головой, отрываясь от опустевшей бутылки. — Второй раз я не смогу, да и дело уже не во мне. Вэки появятся здесь очень скоро. Да и потом рядом к движущимся объектом проделывать такие номера невозможно. Мы все можем полететь в тартарары.
Верховный Сэрдар слушал собравшихся молча, не перебивая. Яника почувствовала с его стороны нечто вроде запоздалого раскаяния, и ей стало жаль его. Она все равно никогда бы не смогла объяснить ему кто она, потому что, во-первых, не знала этого сама, а во-вторых, он морально не был готов принять ее смутные догадки.
— Что ж, значит нам предстоит встретить их на подступах, на том расстоянии, на котором позволят наши силы. Они, конечно, будут пытаться ослепить нас инстинктом разрушения, и поэтому кому-то из нас предстоит остаться с нашими людьми, чтобы гасить очаги безумия. Итак, быть может... — каждый из присутствующих ждал распределения ролей в грядущем сражении, но Сэрдар Роннэр медлил. У него было право оценивать способности людей, и находить наиболее подходящие для них места. В принципе, он не ошибался. Но на сей раз его глодало непрестанное сомнение. Тервин был хорошим воином и сильным магом, и его место было на линии огня. Куамо скорее уж был серединка-наполовинку, и лучше уж пусть он выдерживает прямой огонь, чем ловит едва заметные вначале искры, раздувающие пожар. Слишком молод и неопытен был Дирк, обещавший через несколько лет войти в пору своей силы, и к тому же он лучше чувствовал приближение угрозы, чем мог предотвращать ее. Почему-то Сэрадару не хотелось оставлять его на корабле. Наверное, это получилось бы у Яники, но она уже выбрала свою дорогу, и отмеченная ею, двигалась к концу пути. Оставался он сам, и только он должен был стать опорой слабым. Горькая усмешка тронула поджатые губы Роннэра. Надо же, едва ли не безумец, а берется защищать этих людей от них самих. И он объявил об этом.
Яника опустила взгляд, и попыталась настроить себя на восприятие раскаленной волны, исходящей от служителей мертвой богини. И на краю сознания тоненькой паутинкой затрепетало знание: они уже почти пришли... Время отсчитывало последние минуты до конца. Чьего? До конца маленького спасенного мира. Но это уже даже было не страшно и не больно. Только цель, только горло врага, и призрачный свет, туманящий глаза Яники Элиот, и делающий невероятно отчетливым взгляд Яники, последней из рода учеников Тайан Вэкарайи.

Теперь я уже не узнаю ничего о себе. Несколько шагов, неверное движение, потому что удача рано или поздно кончается, и мрак примет меня. Но почему я этого не боюсь? Свобода? Но разве можно думать о ней в мире, пронизанном злобой и смертью? Вдруг, там, за чертой, будет еще ужаснее, и оборванная жизнь покажется детской сказкой, чуть мрачноватой, чтобы расшалившиеся дети затихли, и не более?
А смерть, накинувшая себе на плечи светлые одеяния, все ближе, я чувствую, как дрожат от нагнетаемой силы слои пространства. Когда все будет кончено, мир взорвется еще раз, меняя привычные очертания, впрочем, это тоже уже не важно. Просто констатация факта. Но, Богиня, как же не хочется оставлять наш мир этим ублюдкам, потерявшим человеческое... Неужели приговор уже вынесен, а мы отчаянно барахтаясь, лишь отсрочиваем его исполнение? И ни единого шанса не оставлено нам? И все-таки я верю...

С возрастающим беспокойством Тервин смотрел, как бледней и прозрачней становилось лицо Яники, петляющей в закоулках сознания. В любое другое время он, не раздумывая, вытащил бы ее из мрачной медитации, но сейчас он был не уверен в правильности подобных действий. И еще он неотрывно смотрел на пальцы девушки, живущие собственной жизнью, вращающие маленький, грязно-зеленоватый, с едва заметными желтыми вкраплениями камушек, заключенный в оплетку из серебристых металлических нитей. Она носила его всегда, называя не иначе как «бабушкиным талисманом», и, хотя никогда и не расставалась с ним, но и внимания тоже не обращала. И Тервину почудилось, что прочнейшие нити связывают в этот момент девушку и талисман, меняя что-то в Янике.
Тервин прикрыл глаза, пытаясь настроиться на волну мыслей Яники. Но все, что он видел, — это кокон, окружающий ее. И внутри этого кокона копилась сила, истекая из того самого «талисмана». Яника уже не была просто его давней знакомой, почти сестрой, но становилась орудием. Или оружием. И помешать такому течению обстоятельств он уже не мог. «Что ж, мы все выбираем свою судьбу внезапно... Но, черт побери, я не отдам ее так просто.»
— Капитан Тервин, — обращаясь, Грэг Куамо не очень-то и заметил, что Тервин глубоко погрузился в свои размышления и расчеты. — Верховный Сэрдар просил передать вам, что если он потребуется, то искать его надо в жилых отсеках северного блока — сейчас он собрал там всех.
— Спасибо, Грэг, — машинально ответил Тервин, отмечая, что, пожалуй, люди неплохо подготовились. Успели-таки. — Есть что еще?
— Нет, — ответил подошедший Дирк. — А ты не чувствуешь, скоро?
Тервин глубоко вздохнул, ощущая льдистый холодок внутри себя, и кивнул.
Некоторое время Дирк постоял рядом, а затем сел, по примеру Тервина, на пол, положив рядом с собой пару штурмовых автоматов.
— Как ты думаешь, — спросил он, — этим их достать можно?
— Конечно, — ухмыльнулся Тервин, внутри которого опять поднималась волна неукротимой боевой ярости, и, пожалуй, слегка пьянила его. — Только для этого надо сорвать с них защиту.
— Вы говорили, что с ними можно сражаться просто так... — Дирк чуть запнулся. — Вот я и подумал, может это пригодится?
Люди молча сидели в кают-компании, мгновенно ставшей штабом, и ожидали. Каждый из них возвращался в своих воспоминаниях к чему-то, что задевало, сжимало сердце и уносило в потерянный мир. Это было словно наваждение. Или же прощание. Или просто то острие, на грани которого отчетливо видишь и оцениваешь прошедшую жизнь.
Ладонь Яники чуть задела руку Тервина, и тот, не удержавшись, порывисто сжал ее. Пожалуй, это было то немногое, что он мог дать ей. Времени на слова и чувства уже не было, Тервин всей кожей осязал последние минуты тишины, и случайное прикосновение оказалось тем прыжком через барьер, за которым он свободно видел.
Они пришли. Вернее, подходили, набрасывая искусно сплетенную сеть безумия. И глупо было ожидать драки на корабле. Так просто жрецы Вэкарайи не могли позволить себе подставить под удар физическое, реальное тело.
— Ты почувствовала? — спросил Тервин у Яники, по-прежнему крепко сжимая ее ладонь.
— Да, Тёрн. Нам пора выходить... — задумчиво, словно речь шла о обычной прогулке в лес, сказала девушка. — Мы встретим их рядом.
— Но ты же говорила, что это невозможно... — встрепенулся Дирк, услышавший тихий шепот.
Слова Дирка послужили общим сигналом, все разом развернулись, глядя на Тервина и Янику. Объяснять ничего было не надо.
И Тервин первым шагнул в разверстую пасть временного коридора.

Нет, мне не задержать устремленную в нас смерть. Я — только песчинка в океане времени. И ты — только лишь песчинка. Вместе — нас уже горсть, но и это уже ничего не изменит. Сейчас мы сшибемся, и волна накроет волну. Может, нам и повезет, и мы убьем Смерть. Жизнь и Смерть. Они рядом, как сестры, или как извечные противники. Но нет, мы сможем лишь задержать ее посланцев, отсрочить вынесенный ими приговор. Почему мне кажется, что вся вселенная уже колеблется, сотрясаемая в лихорадке? Почему мне кажется, что на нас устремлены невидящие взоры? Лоэрна? Нет. Мы стоим поперек дороги чему-то, о чем даже мысль страшна...
Богиня моя, помоги нам выдержать.
Первый удар проходит по касательной, не задевая. Но мощь его такова, что может стереть в порошок не только человека, но и приличных размеров остров. О, похоже вэки взбешены, и швыряются в нас самыми страшными заклинаниями...
Внутри меня все жарче и ярче разгорается пламя. Что ж, против их силы у меня есть моя. И она ничуть не слабее. Откуда я это знаю? Уже не важно.
Я ощущаю рядом присутствие Тервина, окруженного защитой из долга и ярости. Дирк создает немудреные мягкие шарики, обладающие убийственно разрушительной силой, и швыряет их в вэков. Кто-то из наших уже мертв, я вижу прорванную оборону, но эту дырку затыкают Тервин и Куамо.
Я становлюсь почти эпицентром боя. Вэки пытаются достать меня, но я держусь. Наверное, я уже перешла границу «не могу». Сил нет, но есть что-то еще. Мной движет уверенность - кто, если не последний ученик убитой Богини? И, словно чувствуя это, вэки усиливают свою атаку. Только бы выдержать этот шквал... Где-то, на самой дальней периферии моего внимания, я понимаю: все, остальные уже не в счет. Вэки не выпустят меня. Для них главный враг — я.
Наверное, они думали, что уже победили. Их старший шагнул ко мне, намереваясь добить. Разве может еще что-то умирающий, израсходовавший все жизненные силы? Может. Перед глазами кровавая пелена и надвигающаяся смерть. Те, кто были со мной, еще живы. Вэков тоже осталось немного. Но их сила — больше. Но я не хочу видеть, как будут умирать мои друзья.
И сила столкнулась с силой. Это было великой ошибкой жрецов. Мир не выдержал... Вэки обратились к слишком непонятным мне источникам, темным и глубоким. Я обратилась к Богине.
Вэки решили накрыть нас удушливым колпаком, смять нашу защиту, дотянуться до слабейших...Я воспользовалась зеркалом...
И вот из темноты рождается смерч. Он — ничто. Он сметает и путает планы и следы. Против него бессильны вэки. Бессильны и мы. Это все что я могу: шутки со временем чреваты гибелью, но нам не из чего выбирать. Я вновь обретаю зрение тела, и вижу как дико искажаются лица людей. Вэки понимают, что опаздывают. Люди не успевают ничего понять. Черные трещины прошивают время и пространство, устремляясь к нам. Я вижу, как исчезают в них мои друзья. Я буду держать эти ходы, и не дам вэкам прорваться внутрь. Только Жизнь уйдет отсюда.
Боль сковывает рассудок.
Мне уже все равно, и удары вэков достигают цели. Я оглядываюсь. Сзади меня пустота. Никого нет. Впереди — вэки. Все. Следующий удар опрокидывает меня, и я, умирая, проваливаюсь в черную дыру времени, захлопывая ее за собой.

Тайгана, 2002