Замок-на-Горе (фрагмент)

1

Удивительно, но я даже не ненавидела тех, кто обрек меня на смерть. Можно даже сказать, я понимала их: любой чужак фактом своего существования угрожал спокойствию и процветанию, местные боги ревниво выглядывали из-за спин сельчан: а вдруг как недород, порча или еще чего хуже пришло вместе с незнакомцем? Так было везде, и, наверное, это было правильно. Везде, но не здесь. В поселке царила радость, если место одного из своих родичей, предназначенных в жертву Дракону, занимал случайный человек. Они сохраняли жизнь чьей-то жены или дочери, и лицо спасенной сияло радостью. Вместо нее пищей должна была стать я, маленькая девчонка из такого же затерянного в лесах поселка, сгоревшего в одночасье от странной лихорадки. Я проиграла, не мне тягаться в силе со здоровенными бугаями, но их страх придавал мне сил, заставляя дрожать натянутой струной. Радующиеся случайной отсрочке, они не понимали, что их черед еще настанет; приняв свою судьбу, я же страстно желала заглянуть ей в глаза.
Когда солнце почти достигло зенита, меня и еще двоих, опухших от слез – парня и женщину, а также рыжую корову и пару коз наконец-то оставили в темной, сводчатой пещере, выходящей узкой горловиной в сумрачный, сырой распадок, заросший темным ельником. Совсем рядом, как насмешка, были те горы, к которым я так стремилась вот уже почти три луны…
Резкий, тяжелый запах витал в воздухе. Руки затекли, связанные за спиной – слишком я отчаянно сопротивлялась, уподобившись лесной кошке, и в итоге все равно сделала только хуже. Если бы две другие жертвы были бы не столь напуганы, и помогли мне развязаться, наверное, я предложила бы им бежать. Только вот вопрос, побежала бы я сама, если бы это была моя деревня? Обреченные люди жались друг к дружке, жалобно мычала и блеяла скотина, чующая гибель неминучую; звуки отражались от стен пещеры и, дробясь о высокие своды, стрелами падали вниз. Эти звуки доставляли почти физическую боль, опутывали сознание липкой паутиной безысходности. Где-то высоко, в непроглядной темени, встревожились мелкие твари; воздух зашелестел, вспарываемый сотней перепончатых крыльев.
Веревка поддалась внезапно, падая пеньковой змеей к ногам. И одновременно с этим все звуки разом перекрыл глухой, яростный вой, идущий откуда-то из недр пещеры. Глаза, немного привыкшие к полутьме, уже различали острозубую арку чуть впереди, а разум подсказывал: пещера ожила, перестав быть просто каменным мешком. В ней появился Хозяин.
Пока мысли бились попавшей в силок птицей, отчаянно сопротивляясь надвигающемуся ужасу и смерти, пальцы нащупали увесистый каменный обломок, который запросто так мне бы не поднять. Жертвы заголосили еще сильнее, вжимаясь в холодную стену, я же сделала шаг навстречу неизвестному.
Неправда, страх топил и меня, но боевой запал еще не угас, близость гор сводила меня с ума. Хотелось жить, хотелось бежать прочь, но где-то в глубине души я знала, что выхода отсюда все равно нет – есть дорога только вперед, туда, где ворочалось и содрогало своды пещеры чудище. Губительное любопытство одержало победу над инстинктом: и непослушные, ватные ноги сделали еще один шаг навстречу концу.
Едва лишь темная, сливающаяся с мраком пещеры, огромная туша, уже предчувствующая покорный и сытный обед, приблизилась – горящие глаза показались мне ярче света костра – мой камень полетел вперед. Единственный бросок отнял у меня все силы, но, видно, не зря я вложила в него разве что не душу. Зверь в темноте взревел, поднимая вокруг себя ураганный ветер; кожистые крылья ударили по зубьям арки, выламывая куски; зловонный, гниющий запах ударил в нос, заставляя тело согнуться в неудержимом спазме. На ногах удерживал лишь поток воздуха, впечатывая в холодную отполированную стену, по которой стекали струйки всего лишь пота – но не крови, я ждала…
Вой обиженного зверя, перекрывший в одночасье истошный визг жертв, становился все глуше и дальше, звуча уже обиженно, словно жалуясь на несправедливость судьбы. К нему добавился еще какой-то звук, но я уже плохо помнила, какой именно. Когда сумрачную пещеру озарил свет факелов, и закутанные в меховые одежды воины приблизились, мое мужество иссякло, а сознание подернулось холодной пеленой, отказываясь повиноваться.

2

Ни в этот день, ни на следующий никто никого не съел. Скорее, наоборот, накормили. Миска горячей каши удивила меня – еда была вкусной, а подземная клеть, в которой я находилась, сухой. Меховое одеяло, лежащее в ней, согревало меня не хуже очажного огня. Закутавшись, я сидела и ждала, что же произойдет дальше. Оставалось только полагаться на волю случая, и надеяться, что боги, уберегшие от смерти, измыслили для меня особую участь.
Я дремала, когда пришел молчаливый страж. По узкой лестнице, грубо вытесанной в скале, он повел меня куда-то наверх. Преодолев крутые, узкие ступени, освещаемые лишь светом факела, мы вышли на каменную площадку, и дальше уже пошли по невысокому коридору, окончившемуся полукруглой залой. Вокруг меня вновь оказались люди. Страж, не произнося ни единого слова, передал меня на руки какой-то довольно молодой женщине, очевидно, старшей, и ушел. Пока женщина замешкалась, я с любопытством огляделась. Самый большой наш дом был меньше этой залы, в каменных недрах горел огонь, и лишь позже я узнала, что это называется печью. Я никак не могла понять, почему нет дыма, и сама стала вертеть головой как сойка на суку. Вкусно пахло едой, в брюхе заурчало. Наверное, тут готовили пищу для Хозяина. Хозяин, судя по запаху, предпочитал овощи.
По следующему недлинному коридору и короткой, гораздо менее крутой лестнице, ведущей вверх, меня привели в другое помещение, где так же молча оставили наедине с пожилой женщиной. Она, коротко глянув на меня, указала на ворох грязных тряпок, приказав их стирать. Будь в ее взгляде хоть немного больше участия, я бы подчинилась. Но холодный, презрительный кивок в мою сторону резанул острым ножом, выпуская на волю персонального беса, за которого не раз меня драла матушка. Не раздумывая ни мгновения, я ухватила тряпки и отправила их в горящий огонь. Веселое пламя обиделось и потухло, зато клубы едкого дыма тотчас заволокли все вокруг. Женщина издала булькающий звук, напоминающий одуревшую квочку, и стала звать на помощь. Я ожидала, что сейчас появятся все те же стражи, и уже успела проклясть себя за дурость, полагая, что вот теперь мне уж точно не миновать участи драконьей пищи. Тесаная, тяжелая дверь открылась на удивление легко, и в дверной проем шагнул высокий, темноволосый мужчина. Он был очень высок, но тонок. Казалось, что он очень хрупкий, почти прозрачный.
– Господин! – выдохнула рабыня, быстрыми движениями выхватывая из очага тлеющие тряпицы. – Это все она, господин!
На узком, контрастно-светлом лице Дракона не читалось никаких эмоций. Взгляд пронзительных голубых глаз едва лишь коснулся меня, а моя душа уже начала выворачиваться наизнанку. В голове ударили разом множество молоточков, поплыли разноцветные круги, и липкий пот покрыл спину. Но в моем, раздираемом чужой волей сознании, занозой сидела одна единственная мысль, за которую я уцепилась изо все сил: в какой глаз угодил Дракону булыжник – левый или правый, и почему не видно никакого синяка, ведь ревел он так, что понятно было, я все-таки не промахнулась. Я столь напряженно вглядывалась в лицо Дракона, что не заметила, как дрогнули в усмешке его губы, растягиваясь тонкой бледной нитью.
– Ага, – почти радостно произнес он, потирая тонкие руки, – так вот кто у нас гроза драконов. Ну-ка иди сюда!
Сопротивлялась я просто потому, что всегда была вредной стервой. Может и еще почему, но мои шаги были куда медленнее и короче, нежели он ожидал. Тень изумления промелькнула на его лице, но я вновь ничего не заметила.
– Как тебя зовут? – спросил Дракон.
– Харра, – выплюнула я, ожидая, что меня вместе с моим непокорным бесом немедленно испепелят.
– Ты не отсюда, – утвердительно сообщил Дракон, принуждая меня к ответу.
– Мои сородичи мертвы, – глядя в голубые, с янтарным отливом по ободу зрачка глаза, ляпнула я, и уже не дожидаясь ни очередного вопроса, ни кары, потянулась всем своим существом вперед, решая мучившую меня загадку. – Тебе разве не больно?
Дракон долго, сочно смеялся, тряся головой, отчего темные волосы временами сильно смахивали на растрепанные крылья. Дурацкий вопрос почему-то оказался как нельзя кстати, и когда смех иссяк, под бесстрастной маской проступило что-то, похожее на интерес.
– Было больно, – раздельно, почти по слогам произнес Дракон, – и ты искупишь свою вину. Следуй за мной, раб Замка-на-Горе.
Заворожено шагнула я вслед за Драконом, уводящим меня в темноту и неизвестность.

3

– Вот, полюбуйся, – темноволосый Дракон открыл последнюю, третью дверь, и мы вышли на маленькую каменную площадку, от которой уходила вниз, прилепившись к стене узкая, всего в локоть шириной, лестница. Странный запах висел в воздухе: несильный, но одновременно и тошнотворно-дурманящий. Свет факелов, развешанных по стенам вдоль нее, показался чересчур ярким после тьмы коридоров. Дракон, насколько я поняла, видел в темноте так же хорошо, как и в ясный полдень, и не нуждался в свете – чего нельзя было сказать обо мне. Все углы поворотов я сосчитала собственным лбом.
Дракон легко сбежал по крутым ступеням вниз, а я стояла, не в силах заставить себя сделать шаг: внизу, совсем рядом, обиженно порыкивала темная, чешуйчатая туша любителя свежатинки, покинувшая при нашем появлении каменную нишу под лестницей. Я сжалась, вновь ожидая расправы, боевой азарт покинул меня безвозвратно. Но неужели все, что мне оставалось, это визжать, подобно зверю, и умолять о пощаде? Это было бы понятнее, но горло пересохло, а слова намертво прилипли к языку. Безжизненная, вмиг ставшая пустой, словно и не жила, я медленно стала спускаться по лестнице. Всплывали в голове имена моих предков, и имена моих родичей, к которым я готовилась присоединиться. Все-таки не дошла, чуть-чуть не дошла до Туманных гор, и не узнала чего-то очень-очень важного, чем бредила всю свою короткую жизнь. Дурочкой родилась, дурочкой умру.
Бестия порыкивала, глядя на меня, но в тембре его голоса чудилась неуверенность. Чем ближе я приближалась, тем жалобней становились звуки, бестия как-то заискивающе косила глазами в сторону Дракона, словно ища у него защиты. Вот это я поняла, и кровь застучала по моим жилам, вновь даря мне надежду на чудо.
– Ты хотел меня съесть, – тихонько сказала я. Огромная туша застыла у стены, рядом стоял тот, кого я посчитала Драконом, и гладил уродливую морду рукой. Голос мой напоминал писк, но я пересилила себя. – Я не боюсь тебя, но сожалею, что причинила тебе боль.
Бестия заерзала брюхом по полу, поднимая волну тяжелого, но отнюдь не зловонного запаха. Золотые, с оранжевыми искрами, глаза глянули на меня в упор. Неприятное это было чувство – смотреть в глаза голодного, трусливого зверя.
– Если ты попытаешься меня съесть, – окрысилась я, – получишь в другой глаз.
В ответ мне раздался смех, исходящий сзади, но я боялась повернуться к бестии спиной, догадываясь, что бояться сейчас следовало только ее. Когда Дракон умудрился отойти от зверя и оказаться позади меня, я не заметила, всецело поглощенная внутренней борьбой со страхом. Я так и не поняла, кто кем из них являлся, но если я могла еще хоть как-то сопротивляться бестии, то совершено не могла ничего противопоставить ей в человеческом обличье Господина. Сделав несколько шагов назад, и увеличив тем самым расстояние между собой и тварью, я повернулась к Дракону. Темноволосый едва ли не рыдал от смеха: мокрые дорожки блестели у него на щеках, тело судорожно вздрагивало. Но кто же тогда рычал, словно тоже смеялся и плакал одновременно, позади? Я отчаянно закрутила головой, пытаясь удерживать в поле зрения и Бестию, и Дракона, но разом потеряла всю нить своих скудных мыслей.
– Ты! Ты! – заорала я, выплескивая наконец-то в крике весь свой испуг, что сжирал меня с момента, когда меня повязали деревенские, весь ужас и непонимание. – Ты – обманщик!
В запале я схватилась за какую-то хитро изогнутую, тяжеленную палку холодного дерева, прислоненную к одной из каменных лавок у лестницы, отчего бестия взревела в полный голос, раскалывая своим криком голову напополам и брызжа белесой липкой слюной, а темноволосый Дракон зашелся в очередном приступе необоримого смеха. Палка оказалась куда тяжелее, чем я могла удержать, и, выламывая пальцы, стала падать. Я, конечно, не хотела этого, но и остановить движение, уже направленное в сторону темноволосого, оказалось не в моих силах.
Тонкая ладонь взлетела в воздух, а мое орудие защиты обрушилось на невидимый щит, вырываясь из рук и со звоном падая под ноги. Не сумев удержаться, я упала на пол, разбивая в кровь колени.
– Ты всегда такая ненормальная? – вполне беззлобно поинтересовался враз отсмеявшийся Дракон, бросая короткий взгляд на бестию позади меня. Та притихла, с тихим урчанием забираясь в свою огромную нишу. Глядя на темноволосого снизу вверх, уже не в силах бояться новых испытаний, я просто ждала, что будет дальше.
– Это не бестия, – спокойно, наставительно сказал Дракон, успевший разобраться, о чем я думаю. – Это и есть дракон. Её зовут Даргад. А я – совсем не она. Иди, и попроси у нее прощения за то, что испугала ее.
Почему-то я тупо соображала в этот момент, скорее подчиняясь воле сильнейшего, нежели совершая то, что надлежало мне сделать самой. Точно деревянная кукла я прошла двенадцать шагов до логова бестии, которая на самом деле была драконихой. Ее тело было гораздо выше меня, и весило, наверное, как добрый кусок скалы. Достаточно было одного лишь короткого взмаха в мою сторону, и от меня бы осталось мокрое место. Однако туша довольно живо для своих габаритов шевелилась, явно пряча от меня свою морду, не забывая при этом рыкать для острастки, а может и для собственной храбрости. Я протянула вперед руку – к этому меня никто не принуждал – и коснулась пальцев кончика свешивающегося из ниши драконьего хвоста. Мелко подрагивающий хвост был шершавый и теплый.
– Даргад, – голос все-таки от переживаний сел, – прости меня.
Дракониха еще сильнее вжалась в свое логово, пытаясь спрятать в безопасное место теперь уже и хвост, а подошедший темноволосый расстроено произнес:
– Ну вот, не было печали. Ладно, Харра, найдешь дорогу наверх, туда, где готовят еду? Скажи, чтобы приготовили чан подогретого молока, и непременно с медом…

4

Не прошло и одной луны, как я освоилась в замке Дракона, или, как иначе называли – Замке-на-горе. Если честно, то я не очень-то сожалела об утраченной свободе. То есть, конечно, лучше птичке на воле, чем в силке, но мое окаянное любопытство никак не могло насытиться новизной, тем более никто меня не изнурял тяжкой работой и не морил голодом. После привычных домов нашей общины обилие помещений в Замке меня просто потрясали. Поначалу я даже ломала себе голову: а зачем столько? Ведь в каменных хоромах пусто и стыло, не пристало людям жить заточенными в толщу скал, им куда ближе и родней теплые древесные срубы, где ощущаешь живую землю под ногами. Хотя, если посмотреть с другой стороны, ведь гора – это такая земля?
Моего темноволосого хозяина величали не иначе как Великим Драконом или Господином, а дракониха Даргад была проявлением его мощи и силы. В последнем я несколько сомневалась, но твердо усвоила: вступать в любые «человеческие» взаимоотношения с рабами Замка не стоило – слишком слепое обожание испытывали они к своему повелителю, боготворя его. Мое мнение оставалось при мне, равно как и те выводы, что я из этого делала.
В мои обязанности входило теперь прислуживать хозяину, убираясь в нескольких залах наверху, служащих ему жилищем. Вот уж где мое любопытство не знало границ! Диковинные вещи там попадались всюду, и я могла подолгу рассматривать их, пытаясь понять их предназначение. Если Дракон заставал меня за этим занятием, он лишь усмехался, а я… я старалась побыстрее убраться с глаз долой. Так было несколько раз, а потом он сам остановил меня.
– Подойди, – поманил он, указывая следовать за собой в одну из комнат, куда обычно доступа мне не было. Это были личные покои Господина, в которых, судя по всему, порядок наводился им собственноручно.
Гладкие стены на высоте двух моих ростов покрывала вязь орнамента. Звери жрали зверей, а иззубренные листья растений сплетали их воедино: интересно, но как-то неуютно было смотреть на этот узор. Из высокого, прорубленного в каменной толще окна, затянутого чем-то мутновато-прозрачным, струился розовый закатный свет. Тоска по свободе уколола меня острой иголочкой и затихла, едва лишь я перевела взгляд от окна на длинный деревянный стол, заставленный непонятными предметами. Никогда раньше мне не доводилось увидеть столько диковин разом. Я не нарушала запрета, и мой любопытный нос ни разу не всовывался в запретную часть господских покоев, хотя иногда приоткрытая дверь вызывала у меня зуд любопытства.
Я довольно робко пересекла комнату и попыталась выглянуть в окно. Глубокая ниша была прорублена высоко, а подпрыгивать, чтобы влезть в нее мне как-то не хотелось, тем более, что я ощущала на себе взгляд Дракона. Он устроился в укрытом пятнистой шкурой кресле, и с нескрываемым интересом наблюдал за мной. Похоже, мой бес развлекал его.
Подобно зверю я обошла всю комнату, касаясь стен рукой. Изнутри меня рвалось что-то, слов для чего пока не существовало. Стены казались теплыми, узор на них отталкивающе-красивым, а сидящий напротив оконной ниши Дракон, у ног которого лежало пятно света, вполне дружелюбным. Душа моя металась и кричала, но что – я не понимала.
Описав несколько кругов по комнате, я подошла к столу и долго вглядывалась в стоящие на нем диковины.
Серебристые, тончайшие нити держали в глубине переплетений фигурку человека со звериной мордой, пронзая его насквозь; одновременно казалось, что это именно он испускает тонкие лучи, создавая вокруг себя прочный кокон. Небольшие узелки в местах пересечения нитей отмечались сияющими камнями. Не осмеливаясь даже дышать на это чудо, я обернулась, едва лишь намереваясь задать Дракону вопрос, но он уже знал, что я хочу спросить.
– Это человек, – для убедительности он указал пальцем на меня, – и все его помыслы и дела. Они выглядят именно так.
Дракон приблизился ко мне и встал, загораживая свет. Из хаоса сложенных на столе вещей он извлек продолговатую темную палочку и направил ее на обычный жировой светильник, стоящий тут же. Пожалуй, эта была единственная вещь, смысл которой я понимала. На конце палочки родился огонь, заставляя меня попятиться назад. Однако Дракон спокойно, не обращая на меня ни малейшего внимания, зажег фитиль.
– Посмотри в шар на свет пламени. – С этими словами он приподнял над столом серебряный шар с заключенным в нем существом, и вложил его в мои ладони. Бесценное сокровище легло в руки, я почти ошалела от своей дерзости и неожиданного счастья – прикоснуться к колдовскому предмету было запредельной мечтой. Шар оказался на удивление легким. Нити ожили в свете пламени, вспыхнули разноцветными переливами точки сплетений.
– Извне и изнутри, – тихо, одними губами произнес Дракон, но я все же расслышала. – Мы меняем мир, но и сами вынуждены меняться. Какими бы изначально мы не были, необходимо принимать новые обличья, приспосабливаясь к местным условиям, а нам этого не хочется. Мы придумываем законы, по которым должны жить, пытаемся объять весь мир, вместить в него не только этот чертов замок и эту неподъемную планету, но и множество иных миров…
Дракон оборвал себя на полуслове и принужденно рассмеялся.
– Это просто игрушка, Харра. Тебе нет в ней никакой пользы. Она бесполезна. Твой разум не в состоянии понять холодную красоту многогранности миров и пронзить бесконечность пространства. Вы созданы не для того.
Дракон тонкими пальцами подцепил шар, забирая прочь. Цветная радуга полыхнула перед глазами, и я рванулась вслед ускользающему видению: по звездной россыпи, под хрустальный перезвон далеких колокольцев, звучащих вечно.
Я налетела на темноволосого хозяина, пытаясь удержать завороживший меня предмет, и застыла, уже понимая, что делаю что-то не то. Дракон смотрел на меня с нескрываемым изумлением.

5

Похожие один на другой дни складывались в месяцы; весна отзвенела ручьями, набухли и раскрылись на деревьях почки, зазеленела, а затем пожелтела, и стала опадать листва. Я по-прежнему жила в замке Дракона, все также прислуживая господину. Иногда он звал меня к себе, и начинал рассказывать о чудных мирах, лежащих где-то далеко-далеко, так далеко, что ни одной жизни не хватит, чтобы добраться до них, и в которые проводить сможет лишь милосердная смерть. Он читал нараспев стихи на странном, звенящем наречии, и глаза слипались, погружая меня в водоворот видений, и тогда казалось, что я понимаю, о чем вещает Дракон, какая тоска и надежда вершат его судьбу. Но едва лишь колдовское пение прекращалось, мысли истаивали дымом, оставляя в душе слабый отзвук несбыточного и ощущение собственной бескрылости. Иногда Дракон просто мог молчать, позволяя мне самой разглядывать все его богатства, и когда мой интерес к какой-то вещи становился явным, долго и обстоятельно объяснял ее смысл и принцип работы. В такие моменты знакомые слова перемежались непонятными словами из родного Дракону языка, становясь для человеческого восприятия абракадаброй. Но мне так хотелось знать, о чем же он говорит, что я старалась уловить то, что стояло за словами, и иногда это удавалось. Дивные картины будоражили кровь, толкая меня вновь и вновь с нетерпением ожидать времени, когда вновь будет потребно мое присутствие. Когда же я оказывалась внутри мира, рисуемого Драконом, все менялось. Подобно легкой лодочке скользила я по глади серебристого озера, различая вдали очертания нездешних берегов. Эти видения занозой вошли в мое сердце, наполнив мое существование новыми переживаниями и надеждами. В такие мгновения я готова благодарила своих Богов за то, что мне дан шанс прикоснуться к лежащему опричь, и за то, чтобы хватило моей силы принять невиданное.
Но не только Дракон наблюдал за мной, я тоже в меру своих сил пыталась понять его. Мне чудилось, что господину очень постыло и скучно в скальной башне, где он такой же пленник, как и я, и нет никого рядом, кто бы мог разделить с ним его чаяния и наполнить радостью пустоту идеально прибранных комнат. И тогда язык не поворачивался называть его Хозяином, потому что за холодной маской могущественного колдуна проступало лицо едва ли не моего ровесника, а ощущение какой-то невидимой, натянутой меж нами связи создавало иллюзию дружеского расположения.
Наступило время осеннего равноденствия, когда Великое светило отворачивало свой лик от земли, вглядываясь вдаль, выискивая свою потерянную половину, и когда, пользуясь брешью, проскальзывали в наш мир темные духи, пробуждая от долгой спячки скованных волей Светила темных хозяев. Тогда же второй раз в году Великий Дракон требовал новые жертвы. На сей раз Дракону нужны были не люди – слуг в Замке хватало с избытком – требовалась домашняя скотина.
Освоившись в Замке, я пользовалась известной долей свободы, отпущенной мне и положением хозяйской любимицы. Для себя я уже решила, что когда минуют холода, и промозглая зима уступит место юной весне, я убегу. Где-то рядом оставались те горы, увидеть которые было моей давней мечтой, а потом слишком уж сильно моим сердцем завладевал холодный темноволосый Дракон.
– Что означает твое имя, Харра? – однажды спросил Дракон. Мы уже давно сидели в хозяйской комнате, примыкающей к кладовой диковин, и смотрели на пылающий в очаге огонь. Тишина, нарушаемая лишь песней огня, убаюкала меня не хуже колыбельной, душа стала мягкой, податливой, а мысли витали далеко, в осыпающихся золотой листвой горах.
– Позёмка, – растерянно откликнулась я.
– Ты появилась на свет зимой?
– Летом, господин.
– Тогда почему такое странное имя? Разве вы нарекаете детей не по реальным событиям?
– Я не знаю, господин, никогда не задумывалась, почему меня так назвали. Может, потому, что меня считали неуправляемой, и такой же быстрой, как ветер.
– Все равно не ясно. Это уже категории образного мышления.
– Чего-чего? – привычка Дракона говорить непонятные слова меня уже не задевала, скорее перешло в разряд игры: он говорил, я переспрашивала, он объяснял. Иногда после этого у меня возникали новые вопросы.
– Вы знаете смену имен, когда человек проходит определенный этап своей жизни?
– Господин имеет в виду посвящение в Род? – привычная схема оказалась нарушена. Отвечать должна была я.
– Ну да, в род, богам, покровителям. И прошу, кончай звать меня господином, это уже надоело. У меня тоже есть имя – Инарин.
– Да, господин Инарин, у меня есть несколько имен, а Харра лишь одно из них.
Дракон рассмеялся. За время нашего общения мне показалось, что Дракон был смешлив от природы, но место обитания и окружение редко давали ему поводы улыбаться.
– Ну конечно, я должен был понять. Значит, Заметающая следы, у вас существует система имен на разные случаи жизни? Или же какие-то имена у вас для общения с себе подобными, а какие-то – с богами? Так?
– Да, господин… – под укоризненным взглядом Дракона я запнулась, – Инарин.
– И какие же это имена? Не бойся, мне нет нужды использовать их против тебя.
Я потупилась. Мне нечего было противопоставить его силе, он и так бы узнал все, что ему хотелось. С другой стороны, все мои родичи давно лежали в земле, а я… отныне моя жизнь текла по новому руслу, и отпущенный мне срок я хотела прожить, заглядывая в неизведанное. Инарин делал вид, что разглядывает перстень на своей руке, но я чувствовала, что он смотрит на меня. Ему зачем-то было нужно заставить меня говорить, нарушая запрет.
– В Роду меня нарекли Эдора.
– Оно тебе соответствует? – по-прежнему как бы без интереса спросил Дракон.
– Да, – мне стало неуютно, ощущение расслабленности бесследно кануло прочь, сменяясь чувством беспомощности и незащищенности. Я произнесла свое имя вслух, но не почувствовала священной дрожи, которая возникает, когда оказываешься рядом с богами. Мое имя было пусто и мертво. Это оказалось неожиданно, и словно в отместку, не ожидая отклика, я спросила:
– А что означает твое имя?
– Надежда.
– У нас боятся называть детей такими именами. То есть называют, но не перед людьми. Это имена для Богов, которые хранят нас и оберегают. Духи ревнивы, они могут позавидовать людскому счастью и отобрать и Надежду, и Радость, и Богатство. Ты не боишься духов?
– Нет, – усмехнулся Инарин, – бояться следует вовсе не духов. Следует бояться лишь себя и себе подобных.

6

Через неделю дракониха Даргад родила малыша, а характер Инарина странным образом стал ухудшаться. Все чаще его взгляд становился немигающим, смотрящим куда-то сквозь, и лицо приобретало слишком зловещее выражение. Слуги старались как можно реже попадаться пред светлы очи, а я… Я тоже.
В тот день пошел первый снег. Я смотрела на долину вниз, туда, где за белой пеленой прятался лес. Снег нес с собой что-то… что пугало меня. В тот момент я больше всего на свете хотела оказаться подальше от проклятого замка и от его хозяина, умеющего легко входить в мои мысли и сны. Наверное, если бы я не догадалась, что это состояние похоже на прикосновение холодной ладони к шее и затылку, у меня уже была бы куча проблем – мысль о бегстве прочно угнездилась в моей голове. Надо было лишь дождаться весны…
Полная мрачных предчувствий, не поддающихся пониманию, я вернулась во внутренние помещения замка. Весело трещали в огромном очаге дрова, струилось тепло, но внутри меня поднималась волна одуряющего страха. Неверными руками я попыталась поднять со стола тяжелый глиняный кувшин, но перехватила взгляд одной из рабынь. Она смотрела в пустоту, и ее губы тихонько подрагивали. Она тоже чувствовала что-то…
А потом словно прорвалась невидимая плотина, выпустив на волю тот самый, подкрадывающийся на мягких лапах, ужас. Трудно было понять, кто и что кричит, почему начинают раскачиваться монолитные своды залов и коридоров, почему откалываются куски от стены и с грохотом падают вниз. Кажется, я тоже кричала, и не помня себя от ужаса, пыталась бежать… Я не помню… Ополоумев, я металась по переходам Замка, пытаясь не попасть под рушащиеся потолки, и не быть съеденной теми тварями, которые жили глубоко под землей, куда ниже, чем жила дракониха.
В какой-то момент я просто забилась в угол и закрыла глаза: не хотелось ничего видеть, слышать… Страх парализовал волю, оставив лишь один животный инстинкт выживания. И почему-то именно он подсказал мне затаиться и выжидать… Наверное, я отключилась на некоторое время, потому что когда ко мне вернулась способность вновь более менее связно думать, все уже затихло, а рядом со мной, чуть ли не на мне, лежал маленький дракон и пытался спрятать свою голову под меня. Наверное, это было везение, что он совсем кроха, иначе бы от меня осталось лишь мокрое место.
Попытка вылезти из-под него привела к тому, что он разразился таким пронзительным воплем, от которого я чуть не оглохла. Почти сразу же что откуда-то снизу раздался ответ: тихий шелест, рядом с которым, однако, драконий крик показался безобидным лепетом. Новая волна ужаса накрыла меня, заставив опрометью броситься прочь. Дракон-младенец не отставал от меня. Призрачное шуршание все нарастало, я уже разбирала в нем какой-то писк и скрежет когтей, воображение дорисовывало жутких монстров, знакомство с которыми вот-вот ожидало меня.
По узкой винтовой лестнице я взлетела почти на самый верх башни, туда, куда слугам было запрещено появляться, но в тот момент невидимые твари страшили меня куда сильнее гнева господина. Со всего маху я влетела на последний виток лестницы, и врезалась в тяжелую, окованную металлическими полосами дверь. Второй раз открыть ее мне было не под силу, но тогда… тогда я смогла. Юркий дракончик прошмыгнул следом за мной, и я, навалившись всем телом, закрыла дверь. Сразу стало легче. Я задвинула огромный засов, едва не надорвавшись от натуги, и обессиленно сползла на пол. Дракончик тут же ткнулся в меня мокрой мордой и часто заморгал глазами.
Я слышала, как неизвестные твари проверяли дверь на прочность, но страх уже не давил на меня. Нет, мне было по-прежнему страшно, но я уже могла как-то сопротивляться ему. А потом возникло чувство, что тварям не преодолеть двери и заклятий, которые скрепляли ее. Эта мысль придала мне уверенности, и я решила оглядеться по сторонам.
Комната была почти квадратной, с высоким, уходящим в свод потолком. Я привычно нашла камин, к которому уже успела привыкнуть, и удивилась тому, что в нем дрова не успели еще прогореть. Рядом была сложена горкой поленница. Чуть дальше громоздились какие-то сундуки, высокий стол, покрытый наполовину съехавшей с него темной скатертью; на полу валялись странные предметы, из которых мой взгляд безошибочно признал лишь один – серебряную чеканную чашу, которую я как-то видела в руках Инарина. Совсем недавно в ней была кровь… Я отшатнулась от чаши, продолжая осторожно переступать через рассыпанные вещи.
С другой стороны стола, в нише, виднелось широкое ложе, застеленное шкурой. Я хотела подойти к нему, но горло сдавил ледяной рукой испуг. Прикрытый скатертью, на полу, раскинув руки, лежал Инарин. В одной руке он все еще сжимал короткий нож: очень широкий у основания и узкий у кончика. Казалось, что металл словно оплавлен. Радужно-черные потеки виднелись на обоюдоостром лезвии.
Опустившись рядом, я легонько дотронулась до плеча хозяина. Он не отзывался. Я перевернула его на спину и откинула с его лица волосы, пропитанные теплой кровью. Падая, он, похоже, разбил себе голову. Сначала мне показалось, что Инарин мертв. Его тело было холодным, а кожа смертельно бледной, я не слышала ударов сердца. А потом сердце стукнуло… Оно стучало редко, но стучало… Задумываться над подобными несоответствиями я не могла, зато в моих силах оказалось оттащить Инарина на кровать и закутать в шкуры. Что делать дальше, я не знала…

7

Открыть запертую дверь я не смогла. Я честно пыталась отодвинуть засов, но видно ковали его не для женских рук. Почти час я сидела, тихонько плача у заклинившей двери. Я была пленницей в этом замке, я хотела отсюда сбежать… Но по коридорам внизу бродил ужас, и я знала, что нельзя покидать комнату Инарина, на которую положена магическая защита. Когда я выглянула в окно, распахнув высокие стрельчатые створки, внизу – далеко-далеко – виднелся лес, а летать я пока не умела. Судьба пошутила надо мной, заперев в одной комнате с умирающим колдуном и постоянно хнычущим детенышем дракона. Мне тогда показалось, что я тоже обречена умереть в этой башне: единственное, у меня был выбор, как это могло произойти…
Я собрала рассыпанные по полу предметы, стараясь не касаться их руками. Из найденных тряпок, в том числе скатерти, начала плести длинную и довольно прочную веревку. Мне надо было покинуть это проклятое место любой ценой.
Огонь в камине почти угас, и холод начал вползать в комнату. Пришлось подкинуть дров, чтобы не замерзнуть. За окнами постепенно сгущались сумерки, и лишь мечущиеся языки пламени скоро освещали мою темницу. Жалобно, почти по-собачьи пищал маленький дракончик, жмущийся ближе к огню. Я подошла к ложу Инарина, подумав, коснулась рукой его лица. Жизнь еще теплилась в теле Дракона, мои пальцы чувствовали ее пульсацию, но я не знала, долго ли продлится его агония.
Я села рядом на кровати, бесцеремонно натянув на себя кусок шкуры. Мех приятно согревал, и довольно скоро сон сморил меня.
Когда я вновь проснулась, комнату заливал серый рассвет. Вначале я просто подумала, что это был всего-навсего сон, но тихое сопение осиротевшего драконенка вернуло меня в реальность. Он спал рядом со мной, забившись в изголовье кровати, и частично – на неподвижном, но все еще живом господине.
Пришлось встать, снова разжечь огонь… и тщательно закрыть окно – запас дров был невелик. Мне надо было как-то выбираться отсюда.
Свитых веревок хватило ровно на то, чтобы добраться до окна Башни этажом ниже. Цепляясь за ледяные, скользкие от намерзающей влаги камни, я сумела забраться внутрь. Мне тошнило от взгляда по сторонам, но надо было искать выход. Какая-то часть меня просто ополоумев, орала, какая-то – сосредоточенно переступала через препятствия, и не важно, чем они были… Путь вниз был долгим. Мне пришлось разгребать завал на одной из лестниц: хорошо, что было холодно, и запах крови почти не ощущался.
А вот и долгожданная свобода. Я вышла из неприметной расщелины, маскирующей в себе одну из дверей на волю. Высокая, темная башня подпирала собой серые низкие небеса. Я была свободна… но почему-то медлила. Словно что-то удерживало меня, точно также, как до этого толкало искать способ освобождения. Мой бес, с которым я жила с рождения, вновь намекал, что я опять стою на перепутье.
Пришлось сделать несколько медленных, через силу, шагов в сторону леса. Черные, голые стволы, присыпанная снегом листва. Глухая, смертельная тоска по небыточному, тому, что никогда не случится в моей жизни, если я войду под древесные своды. Я сделала еще несколько шагов и прижалась лбом к шершавой коре ближайшего дерева.
- Тебе надо вернуться, - сказал мой бес.
- Зачем? – отозвалась я.
- А разве тебе не жалко тех двоих, оставшихся наверху?
- Почему мне должно быть их жалко? – попыталась сопротивляться я. – Я родилась свободной, и хочу умереть тоже свободной. А это место – хуже кабалы.
- Ой-ой, - засмеялся бес, - как в лодочке плавать, да на неведомые земли заглядываться, тут ты первая… А знаешь, сколько тайн хранит в себе эта Башня? Неужели не любопытно?
- Нет… То есть да. Но я боюсь идти назад. Это значит, что я так и не смогла освободиться. Даже мертвый, хозяин Горы командует мной.
- Он? Да не до тебя ему… Ему сейчас вообще не до кого. Равно как и другим до него. Лежит себе сейчас холодный и молчаливый, ждет смерть.
- Перестань!
- А рядом с ним этот уродливый младенец монстра, который ничего кроме как жрать и гадить не умеет. И еще сильно бояться. Представляешь веселую парочку? Их конец будет очень неприятным…
- Заткнись, сволочь!
- Ну… я всего лишь рассматриваю одну из вероятностей… Ты же не собираешься возвращаться?
- Нет, - решительно сказала я, отрываясь от дерева. Рядом с ним лежала толстая ветка, которая так хорошо могла гореть в очаге. – Я не собираюсь вернуться, просто потому, что я никуда и не уходила. Я просто вышла за дровами.

8

Дни сменялись неделями. Зима властно вступала в свои права, а я хозяйничала в Башне хозяина. Инарин по-прежнему пребывал в странном оцепенении, никак не проявляя себя.
Лишь через месяц, когда я уже изрядно натренировалась в лазании по веревке, я сумела открыть дверь на лестницу. Стало намного легче. Да и мне явно веселей: дракончик, которого я не долго раздумывая окрестила «Засранцем», составлял мне компанию в бесконечных блужданиях по Башне. Он шлепал по каменным плитам пола, изредка шумно всхлопывая крыльями. Насколько это было возможно, я вытащила окоченевшие тела за пределы Башни, в ужасе думая, что же будет весной, когда наступит тепло, и в подвалах замка начнет разлагаться туша Даргад.
Иногда я уходила в лес, ставя силки и забирая попавшую в них добычу. Засранец радовался моему возвращению так бурно, что я начала испытывать к нему симпатию. Что было странно, он не ел свежего мяса, несмотря на все мои попытки уговорить его.
Но главное… я помещение за помещением исследовала внутренности Башни. Иногда мне казалось, что кто-то пытается мне что-то сказать, но я не понимала… Росло количество предметов, которые я находила, и складывала в комнате с резными стенами, которую раньше я держала за обиталище хозяина. Я же не знала, что оттуда ведет лестница наверх, в действительно личный покой.
Вечерами я забиралась на ложе неподвижного Инарина, и начинала вслух рассказывать ему сказки. Это было глупо, но мне хотелось говорить. Звуки голоса оживляли не слишком теплые стены неожиданного дома, и еще казалось, что Инарин понимает, что я говорю. Поэтому я все чаще стала обращаться к нему по имени, перечисляя все свои находки, и описывая, что и как я делала днем, пусть даже это были сущие пустяки.
Я без прежней робости теперь касалась тела бывшего хозяина, расчесывала его волосы. Все это напоминало какой-то контакт, который происходил только по моей воле – и которого Инарину не хватало. Забираясь под одеяла, я обнимала его, пытаясь согреть своим теплом. В один из таких моментов, я вдруг услышала – очень смутно – его голос. Прошло еще довольно много времени, прежде чем я поняла, чего он просит…
За окнами неистовствовали метели, а я жгла в камине поленья и училась мысленно беседовать с Инарином. Тело его было все также недвижимо, но дух уже ожил, и рвался наружу. Я искала для него необходимые предметы, которые поочередно приносила к ложу, показывая ему. Выслушивая длинные, и далеко не всегда понятные объяснения, я пыталась разложить их так, как он хотел. Иногда сама начинала чувствовать что-то неверное в их расположении, прежде чем Инарин успевал сказать мне об этом. Это удивляло и настораживало меня. Иногда чудилось, что я откуда-то помню, что надо делать… Эти мысли всплывали из глубины сознания, и не всегда озвучивались присутствием Инарина.
В такие моменты мне мерещилось, что сами стены древней Башни говорят со мной. Их язык был тяжел и впечатывал в камни; чтобы слышать их и не сойти с ума требовалось огромное напряжение всех моих сил, потому что образы никак не ложились на привычную систему моего мира, хотя я уже не понимала – где он, мой мир… Я чувствовала, как расправляются за моей спиной мощные, напоенные льдистым пламенем крылья, как рушится во мне моя суть, вскрывая потаенные углы памяти. Не я рождена была человеческой женщиной, не я жила среди лесного народа, не я предназначалась в жертву Дракону… Я спала в пустоте, и лишь недавно стала просыпаться. А потом – когда голос стен ослабевал – я в ужасе пыталась понять: кто я? Что явь, а что мара? Не было у меня тех сил, которые могли бы повелевать ветрами и пламенем, но я помнила их…
А еще через месяц Инарин открыл глаза. С этого момента он начал быстро поправляться, при это страшно ругаясь на тот бардак, который я развела в его комнате. Я лишь пожимала плечами, не ощущая страха перед бывшим господином. Или просто он был еще слишком слаб?

9